Для меня Николай Ильич появился ровно тогда, как заработало наше литературное объединение. Тогда, я только начинал писать, но мне, как и всем начинающим в поэзии, казалось, что я в ней совсем неплохо смыслю.

К несчастью, это бывает у довольно большой аудитории начинающих поэтов. Тогда наши занятия проходили в редакции газеты «Металлист» Узловского машиностроительного завода один раз в месяц. Я же работал на заводе инженером-конструктором.

Как сейчас помню эти занятия и всех тех, кого нет с нами: Николая Ушакова, Юрия Елисеева, Ивана Беляева, Михаила Крышко и конечно Боева Николая Ильича. Многие из них могли чем-то похвалиться в области поэзии и дать мне как, наверное, самому младшему нечто своё, и потому я с удовольствием принимал наставительные мысли, чаще всего у Юрия Елисеева.

Надо сказать, что почти все ребята, а тогда мы между собой так и называли друг друга – «ребята», были довольно сильны и потому отношения к ним нашего наставника были серьёзны. Но я не помню ни одного случая, чтобы из-за этого на него кто-то обижался. Может быть, я сейчас ностальгирую по этому времени, но мне кажется, что те наши занятия шли несколько эффективнее чем даже в последние годы его руководства.

Конечно, это сейчас всё в прошлом. Но что хочется вспомнить, так это то, как мы учились писать стихи. Что у нас было? – Ничего, кроме поэтического словаря. Что он даёт? – Да, ровным счётом тоже ничего. Я, честно говоря, сомневаюсь, что кто-то его применяет во время своего поэтического вдохновения, ведь само творчество – это некий индивидуальный подход. Так вот не побоюсь сказать, что у Николая Ильича был свой подход к каждому. Возможно, за резкость некоторых моментов, кто-то на него и обижался, но я думаю, ненадолго, ибо потом осознавал, что это для его же блага.

Боев понимал поэзию и чувствовал её в каждой отдельной строчке начинающих поэтов. – О поэзии можно долго говорить, но иногда стоит просто подсказать и вот ты уже вооружён. Вспоминается один момент: Я у Николая Ильича дома и как начинающий поэт обложил его стол своими стихами. Боюсь думать, что большинство так и делают, считая, что чем больше выдаешь на, гора, тем лучше. Наверное, практика тут важна, но всё же… Долго-долго Николай Ильич просматривал мои произведения и вдруг бросил: «Вот, посмотри, восемь твоих строк – это поэзия, а остальное можно выкинуть».

– Как же? – взмолился я.
– Над ними работать надо! А если не получается – выбрасывать без сожаления.

Честно говоря, я и сейчас стараюсь придерживаться его слов. Это не всегда получается. Ведь иногда над чем-то так упорно работаешь, что признаться потом самому себе, что все написанное – «не то», довольно тяжело. Не каждому дано это понять. К сожалению, наше мышление очень инертно для такого понимания.

В декабре Николаю Ильичу исполнилось бы 85 лет. И воспоминания о прошлом всегда связаны с некой ностальгией, ведь эпизоды прошлого приукрашивает сама память. Моё отношение к Николаю Ильичу никогда не менялось и до сих пор кажется, что при нём всё было лучше, чем после него.

Его критическое отношение к творчеству касалось всех членов нашего объединения. Бывало, возникали конфликты. Мы не ангелы, но и он был далеко не ангелом, когда ругался и проявлял резкость в критике автора. Правда это не распространялось на новичков, потому как для них Николай Ильич считал, что «бой ещё впереди». Но всё это проходило довольно беззлобно, так как основной целью было – познание поэзии. «Она может быть разной, возможно непонятной, но искренней с читателями, такой, например, как сказки Пушкина. Она может быть на первый взгляд глуповатой, но в неё надо вчитываться!» – учил Николай Ильич.

Помню наши первые семинары в Новомосковске и в Узловой, разборы стихотворений на них и оценки. Всякое было. И главным участником в них был, конечно, Боев. Как сказал С. Есенин «Большое видится на расстоянии», так и мы сейчас из нашего времени смотрим на то, что было.

И всему, чему я научился за это время, я большей частью обязан Николаю Ильичу.

Сам Боев писал на различные темы и хотел, чтоб и мы могли вписаться в них, потому что «различная тематика обогащает язык автора». Но всё же доминирующими темами его были темы поэзии и Родины:

ТРОПА ОТЦА

Нахлынул чёрный гул раската
И вздыбил тучи над землёй.
Из дома он увёл солдата
Неотвратимою тропой.
Тропу взяла себе дорога
И рассекла вдовы избу.
Испепелённая эпоха
Тогда вошла в мою судьбу.

Так Николай Ильич рассказывает не только о своём отце, ушедшем, как и многие тогда на фронт, но и своей судьбе и конкретно о себе, о той схожести разных судеб отцов и детей. Покоряет простота изложения и доходчивость мысли.
А вот та же тема, но под другим углом. Приведу всего лишь первые четыре строчки.

ТРОПИНКА

Россия начинается с тропинки,
Протоптанной веками на века. –
По черноземам и через суглинки
Вбегает в рощу, вьётся с бугорка.

Смотрите, как ёмко сказано. И это только начало стихотворения. Именно так учил он писать и нас: «Стихотворение в самом его начале должно зажечь. А потом постепенно развиваться. Концовка его должна быть или неожиданной с законченной деталью или с той же, но усиливающей мыслью».

Кроме стихов о Родине ещё одна тема не давала покоя Николаю Ильичу – это тема поэзии и её предназначения для литературы, человечества и для себя конкретно:

Родимый брат разбогател смешно,
И может он купить почти машину,
А я со смертью дуюсь в домино –
Курю в ночи, терзая писанину.
Не надо дармовую ерунду –
Я жив лишь потому, что нет покоя.
Я вышел из народа и уйду
В народ, коль буду понят хоть одной строкою.

Вот такая любовь к делу, которому он служил всю жизнь. Вот так просто всё сказано.

Есть ещё одно его стихотворение на эту же тему. Тут автор сам высказывает своё отношение к поэзии. Она более расширена, но как-то удивительно интимна. Это некое признание к чему-то высшему, к чему и мы все стремимся:

ПОЭЗИЯ

Ни я тебе, ни ты мне... Не должны
Мы ничего друг другу – мир свидетель.
Но наши дни судьбой вознесены
До самых трудных жизненных отметин.
И каждый раз, лишь тропки вновь сошлись,
Как станет невозможное возможным,
Убийственно ты опускаешь вниз
И поднимаешь до высот тревожных.
Но не подскажешь ты: «Замри в тиши»,
В раздумьях, оставляя одиноко.
От самоутверждения души
До самоуниженья – суть жестока.
Ни я тебе, ни ты мне... Не должны
Мы ничего друг другу – мир свидетель.
Но наши дни совместно сочтены,
А путь через изгибы крут и светел.

Вот такое признание. Кому? Читателю, миру, самому себе? Наверное, всем. Ведь автору таких строк просто хочется, чтоб его поняли. Излияние наболевшего – суть переживания души. Когда пишутся такие строки, не возникает вопроса кому они предназначаются.


Анатолий Кондратович
Фото из архива